ЭКОНОМИКА: ПОСТИГАЯ ЛЬВОВА, ГЛАЗЬЕВА, ФЕТИСОВА

Совершенно понятно, что всякий нищий хотел бы содрать с богатого как можно больше, и считает справедливым максимальные налоги. Совершенно понятно, что всякий богач хотел бы отдавать как можно меньше, и считает справедливостью сохранить все «заработанное». Понятно, что леваки воют о необходимости раскулачить весь капитал, все отнять и поровну поделить. Понятно, что рынкофилы воют о гибельности любого налога (особенно нового) для хозяйства и деловой среды. В чем же научные критерии налогообложения?!

Для начало приведу цитату из одного рынкофила, клянущего прогрессивную шкалу налогообложения на чем свет стоит:

«В XIX веке было ясно, что налогообложение доходов и собственности неизбежно наносит ущерб экономике, поэтому бюджет формировался за счет косвенных налогов на потребление. Но после расширения избирательного права выяснилось, что выиграть выборы без массовой поддержки нельзя. А получить эту поддержку, в свою очередь, проще всего, пообещав избирателям золотые горы. Для изъятия этих гор из карманов одних граждан и передачи их по крупинкам другим был введен подоходный налог, налог с капитала и изобретено прогрессивное налогообложение. Знаменитый «народный бюджет» британского премьера Ллойда Джорджа, представленный в 1909 году, положил начало этому повороту. Уже замиравшая к тому времени британская промышленность получила удар, от которого так никогда и не смогла оправиться».

Если верить этим словам, то невольно представишь себе процветающий народ в XIX веке, который после «разорения» пошел по миру с протянутой рукой, оборванный и голодный. Ллойд-Джордж, которому выпала честь разрезать ленточку при эпохальном событии истории человечества – введении ПРОГРЕССИВНОГО НАЛОГООБЛОЖЕНИЯ – представлен вредителем и врагом народа.

Между тем достаточно почитать любые записки о положении народных масс в Англии в XIX веке и сравнить их с жизнью народных масс в Англии ХХ века, чтобы понять: если кому и нанесли непоправимый урон, то уж не как не румяному и обеспеченному английскому народу[1].

Любому нормальному человеку давно понятно, что ПРОГРЕССИВНОЕ НАЛОГООБЛОЖЕНИЕ ПРОГРЕССИВНО, что оно содержит в себе огромные резервы для развития экономики и для прихода всеобщего изобилия, всеобщего благополучия. НО ПОЧЕМУ?

В этой работе мы ответим на данный вопрос.

Прогрессивное налогообложение — система, при которой налоговые ставки увеличиваются по мере роста дохода налогоплательщика, в отличие от регрессивного, при котором ставки снижаются.

В финансовой практике существует два вида прогрессии: простая и сложная. При простой прогрессии ставки возрастают по мере увеличения дохода (стоимости имущества) для всей его суммы.

При сложной прогрессии доходы делятся на части, каждая из которых облагается по своей ставке, то есть повышенные ставки действуют не для всего увеличившегося объекта налогообложения, а для его части, которая превышает предыдущую.

--------------------------------------------

Старая восточная притча гласит, что тот хан, который требует две овчины с владельца одной овцы - безумен, тот, кто берет одну шкуру с владельца одной овцы - недальновиден, а тот, кто берет одну шкуру с владельца 100 овец - глуп. 

----------------------------------------------

Принципиальной разницы нет, обе формы прогрессивного налога работают отлично. Введены они, действительно, были под давлением нищих масс, получивших право голосовать, как мера социального обеспечения. Однако к изумлению как их сторонников, так и их противников, они далеко вышли за рамки ПРОСТОГО ФИЛАНТРОПИЧЕСКОГО ПЕРЕРАСПРЕДЕЛЕНИЯ.

Если бы речь шла о простой буржуазной филантропии, то схема была бы такова: есть 100 нищих, и есть один богач, имеющий 100 рублей. 50 рублей забираем, каждый нищий получает по 50 копеек… Собственно, и все на этом.

Когда вводили прогрессивку, думали, что так и будет. Неожиданно экономика мира закусила удила и рванулась в непостижимом ритме вперед и вверх!

Богач, у которого отняли 50 рублей из 100, стал вдруг получать уже не 100, а 1000 рублей! Бедняки, которых было 100, и которые рассчитывали на 50 копеек, стали получать по рублю, по два, по пять, по десять! Подобно евангельскому чуду прогрессивный налог в ХХ веке вдруг накормил тысячи голодных пятью хлебами и двумя рыбами – при том, что осталось сколько-то коробов лишних кусков…

Те, кто вводили прогрессивную шкалу из соображений буржуазной филантропии, конечно, не понимали сути и глубины ТЕОРИИ ПРИРОДНОЙ РЕНТЫ.

Природную ренту только в наше время хорошо описали академики РАН Д.Львов, С.Глазьев, чл.-корр РАН Г.Фетисов и другие отечественные и зарубежные исследователи[2].

Между тем, следует отметить сходство прогрессивного налога и теории природной ренты, поскольку прогрессивный налог как бы «нечаянно» на практике предвосхитил эффект природной ренты. Осмысление пришло позже практического эффекта, и до сих пор не всеми понимается.

ВЕДЬ КАК ДЛЯ МАРКСИСТОВ, ТАК И ДЛЯ ЛИБЕРАЛОВ ЛЮБАЯ РЕНТА – ЭТО  ТО, ЧТО ЛЮДИ ПЛАТЯТ ЛЮДЯМ, А НЕ ТО, ЧТО ПРИРОДА ДАРИТ ВСЕМУ РОДУ ЧЕЛОВЕЧЕСКОМУ.

Если мы начнем понимать, что в основе экономики лежат не деньги и не труд, а ПРИРОДНЫЙ ДАР, то мы иначе будем понимать все экономические процессы, и поймем природу успехов социального государства в ХХ веке.

В стоимости, которую производитель берет за товар природа дарит ему большую часть, а все остальные факторы – только меньшую. Поэтому главный, ключевой вопрос экономики – доступ труда к ресурсам.

В природе есть все блага, но их нужно ИЗВЛЕЧЬ, а чтобы их извлечь, нужно трудится, а чтобы трудится – нужно, чтобы пустили на территорию труда, разрешили там работать…

Стоимость товара включает в себя природную ренту и труд. Чужой труд присваивать – дело плохое, тут рынкофилы правы, все, заработанное трудом и умом человека должно оставаться ему.

Но совершенно другое дело – ПОЛЬЗОВАНИЕ РЕСУРСАМИ. Если один захватил все ресурсы в свои руки – следовательно, другим работать ПРОСТО НЕГДЕ И НЕ С ЧЕМ. Следовательно:

1.  Либо он должен поделиться ресурами, участками приложения сил, потому что природа всем подарила все поровну, и солнце с воздухом – никому не принадлежат.

2.  Либо – если дробить производство нерационально – ПРЕИМУЩЕСТВЕННЫЙ ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ должен вносить плату тем, кого отодвинул от ресурсов.

Только ресурсов, обратите внимание, речи не идет о труде и личном вкладе в личную прибыль. Речь идет о том вкладе в личную прибыль, который внесла природа. Внесла тому, кто ПРЕИМУЩЕСТВЕННО ПОЛЬЗОВАЛСЯ её дарами – захватил всю землю, или всю воду, или все руды, или всю нефть, или все алмазы, или воздух с солнечным светом…

В более узком смысле природная рента — «добавочный доход, получаемый сверх определенной прибыли на затраченные труд и капитал; образование ренты обусловлено более благоприятными условиями, в которых один природопользователь находится перед другим, например, за счет выявления, разведки и добычи природных ископаемых с лучшими горно-геологическими характеристиками, более высокой продуктивности пластов, местоположения природных ресурсов, лучших климатических условий, более высокого естественного плодородия земли, обладает привилегией и т. д.»

Иначе говоря, если два человека обладают участками со 100 тоннами нефти на каждом, то никто никому ничего не должен. Но если один обладает всей нефтью, а другой – ни капли её не добывает, то образуется должник и получатель природной ренты.

Теперь вопрос – какое отношение это имеет к ПРОГРЕССИВНОЙ ШКАЛЕ НАЛОГООБЛОЖЕНИЯ?

Самое прямое. Если рассматривать природную ренту научно, широко, повсюду, где она встречается – то мы отойдем от нефти и поймем, что природная рента – ВЕЗДЕ И ВСЮДУ.

Без даров природы всякая человеческая деятельность убыточна (и где даров недостаточно – на Луне или в Антарктиде, там человек самоокупаемой хозяйственной деятельности и не ведет).

Значит, почти в любой прибыли природная рента составляет большую часть денег (исключение - интеллектуальная деятельность, в которой природные ресурсы составляют меньшую часть прибыли - авторские гонорары, изобретательство, рационализация, наука и творчество).

Отсюда следует то почти безусловное правило, что у кого больше прибыли – тот больше ресурсов и потребил. Это же очевидно. Если, например, рубашки из хлопка, то у кого больше рубашек – тот, следовательно, и потребил больше хлопка.

В предыдущее тысячелетие уровень жизни широких масс рос очень медленно. Если мы возьмем крестьянина или ремесленника в 1900 году и сравним его уровень жизни с той же профессией в 900 году, то сравнение, боюсь, будет не в пользу модерна (скажутся стесненность, удаленность от грибных лесов и рыбных рек). Быт и питание европейского рабочего в XIX веке мы застаем если и лучше, то весьма незначительно по сравнению с низами в обществах Карла Великого или византийских императоров.

С чем связана принципиальная разница такого большого периода, как 900-1900 гг. и ХХ века, в котором товары широкого потребления хлынули к массам людей полноводной рекой? Чего же до этого десятки веков они никак не могли хлынуть?!

Рынкофилия никогда не даст ответа на этот вопрос. Потому что у любого рынкофила рыльце в пушку: он ПРИХВАТИЗИРОВАЛ тот или иной природный ресурс, использует его в одиночку, только для себя, а делится с обделенными не хочет.

Поскольку верхи общества строили экономику ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ, экономика до ХХ века была удивительно низкопродуктивна: в ней было очень мало товаров и очень низкий спрос. Когда благодаря обобществлению природных ресурсов (ренты) ПОТРЕБЛЕНИЕ СТАЛО ДЕМОКРАТИЗИРОВАТЬСЯ – давление спроса возросло, и, словно по волшебству, возникло огромное множество прежде немыслимых товаров!

Почему? Эти товары – В РАЗОБРАННОМ ВИДЕ – всегда были в природе, всегда там лежали в качестве компонентов. Например, металл, из которого сделан ваш автомобиль – он же не в ХХ веке был изготовлен, он лежал в рудной жиле миллионолетиями. Но он лежал невостребованным, потому что хозяевам жизни всего хватало, а низы никто не спрашивал.

Когда возник давящий на рынок спрос – нашлись и средства и желание, и выгода этот спрос удовлетворять, доставать из природы для сборки побольше благ и удобств.

В тысячи раз возросла к 1985 году (далее, к несчастью, следует реакция) продуктивность труда для трудового человека. Одно и то же количество телодвижений стало оплачиваться в тысячу раз щедрее, чем в 1900 году! 8-часовой рабочий день дал товаров в тысячу раз больше чем 14-16 часовой! Как?

Прогрессивное налогообложение и понимание необходимости дележа природной ренты заставило узурпаторов природных ресурсов РАСШИРИТЬ ДОСТУП К ПОТРЕБЛЕНИЮ для тех, кто прежде этого был лишен, а РАСШИРЕНИЕ ДОСТУПА К ПОТРЕБЛЕНИЮ породило, как следствие, поиск путей и методов РАСШИРЕНИЯ ПРОИЗВОДСТВА.

Вот, в сущности, научный ответ на вопрос – кому кто сколько должен отдать?

Богатый делится с бедным не потому, что бедному лень трудится, а потому, что бедному негде приложить труд: богатый задолжал те природные ресурсы, которые формируют большую часть любого капитала.

Те природные ресурсы, которые не могут быть «честно заработаны» по той причине, что их природа дала их давно, всем и даром!

[1]Послушаем, что говорит о состоянии своего прихода г-н Г. Олстон, пастор церкви Сент-Филиппс в Бетнал-Грине в 1843 году: «Здесь имеется 1 400 домов, в которых живёт 2 795 семейств, около 12 тыс. человек. Пространство, на котором размещается это многочислен­ное население, имеет в общей сложности меньше 400 ярдов (1 200 футов) в квадрате, и при такой тесноте нередко муж, жена, четверо-пятеро детей, а иногда и бабушка и дедушка ютятся в одной-единственной комнате в 10—12 футов в квадрате и здесь работают, едят и спят. Я думаю, что пока епископ Лондонский не обратил внимание общества на этот до крайности бедный приход, о нём здесь, в западной части города, знали не больше, чем о дикарях Австралии и Южной Океании. Стоит только увидеть собственными глазами страдания этих несчастных, посмотреть, как они скудно питаются, как они надломлены болезнью и безработицей, и перед нами раскроется такая бездна беспомощности и нужды, что нация, подобная нашей, должна была бы устыдиться одной её возможности. Я был пасто­ром близ Хаддерсфилда в течение тех трёх лет, когда фабрики работали хуже всего, и тем не менее я никогда там не встречал такой безнадёжной нищеты, какую увидел в Бетнал-Грине. Во всей округе едва ли найдётся один отец семейства из десяти, у которого есть другая одежда, кроме рабочего платья, да и то состоит из одних лохмотьев; многим из них нечем покрыться ночью, кроме этих же лохмотьев, а постелью им служит лишь мешок с соломой или стружками».

Ф.Энгельс подвел более общий итог о положении ПОДАВЛЯЮЩЕГО БОЛЬШИНСТВА ЖИТЕЛЕЙ АНГЛИИ В XIX ВЕКЕ: «…все невыгоды такого положения падают на бедняка. О нём не заботится никто; брошенный в этот засасывающий водоворот, он должен пробиваться как умеет. Если ему посчастливилось найти работу, т.е. если буржуазия милостиво согласилась на нём наживаться, его ждёт заработная плата, которой едва хватит, чтобы удержать душу в теле; если же он не нашёл работы, он может воровать, если не боится полиции, или умереть с голоду, а полиция уж позаботится о том, чтобы он умер тихо, не нарушая покоя буржуазии. За время моего пребывания в Англии умерло от голода в прямом смысле слова при самых возмутительных условиях по меньшей мере 20—30 человек… Но ещё гораздо больше людей умирает не в прямом смысле от голода, а от его последствий: постоянное недоедание вызывает смертельные болезни и умножает число жертв; оно настолько исто­щает организм, что случаи, которые при других условиях окончились бы вполне благополучно, неизбежно приводят к тяжёлым заболеваниям и смерти… кто даст рабочему гарантию, что завтра не наступит и его черёд? Кто обеспечит ему работу? Кто ему поручится, что, если завтра хозяин по какому-либо поводу или без всякого повода уволит его, он сможет просуществовать со своей семьёй до тех пор, пока другой хозяин не согласится «предоставить ему кусок хлеба»?

Кто убедит рабочего в том, что одного желания работать достаточно, чтобы найти работу, что честность, трудолюбие, бережливость и все прочие добродетели… действительно приведут его к счастью? Никто».

В ХХ веке – после СОКРУШИТЕЛЬНОГО УДАРА, ОТ КОТОРОГО АНГЛИЙСКАЯ ПРОМЫШЛЕННОСТЬ ТАК НИКОГДА И НЕ СМОГЛА ОПРАВИТСЯ, англичан описывают совсем иначе. В.Овчинников,  журналист-международник смешит читателя в своей книге «Корни дуба» - об английском ХХ веке: «Мы обедали в английской семье, которая собиралась в двухнедельную поездку по Советскому Союзу. Разговор шел о Москве, Ленинграде, Сочи, о том, что лучше всего посмотреть в этих городах за считанные дни.

После пудинга, как водится, подали сыр, а потом пригласили гостей пить кофе к камину. Улучив минуту, хозяин отвел меня в сторону и сказал, что хотел бы доверительно поговорить на одну щекотливую тему. Может ли он рассчитывать, что я, во-первых, правильно пойму мотивы его вопроса, а во-вторых, отвечу на него вполне искренне? Я, разумеется, кивнул, хоть и не представлял, что может последовать за подобным предисловием.

- Видите ли, - продолжал хозяин после нерешительной паузы, - мы с женой едем в СССР впервые. И все, кто там бывал, советуют нам непременно захватить с собой пробку для умывальника. Говорят, что в гостиницах у вас тепло, даже есть горячая вода. Но вот раковину затыкать нечем - так что ни умыться, ни побриться. Какого же диаметра везти пробку? Одинаковы ли они в разных городах? И не подумайте, что нас пугают какие-то мелкие неудобства. Дело не в них, каждый друг Советского Союза понимает, что всего сразу не напасешься: революция, война... Но почему пробок для ванн давно хватает, а с пробками для раковин дело так затянулось?

[2]  В трудах ряда авторов, например, Астахова Л. С., Ахатова А. Г., Кантора Е. Л., Миловидова К. Н., Назарова В. И. и др., дифференциальная природная рента безоговорочно признается обязательным элементом экономической оценки природных ресурсов. По мнению Ахатова А. Г.[1] природная рента может быть рентой дифференциальной I, II, а также абсолютной рентой. Этот же автор классифицирует природную ренту по видам на горно-геологическую, горную, водную, земельную, лесную и т. д. и доказывает, что дифференциальная рента II возможна только для возобновляемых природных ископаемых.

Автор: А. Леонидов-Филиппов.